Куприн однажды попав в Балаклаву, был очарован ею навсегда. Она стала главной любовью его жизни, именно ее вспоминал он в годы эмиграции. И Балаклава приняла его, нарекла главным листригоном и полюбила. Как вспоминал балаклавский фельдшер: «Ценили в нем яркого, веселого, щедрого человека, который всех понимает и с которым всем интересно».

Здесь удивительно легко работалось и сочинялось. Появляются рассказы «Штабс-капитан Рыбников», «Сны», «Тост», начат цикл очерков «Листригоны». «Нигде во всей России, — а я порядочно ее изъездил по всем направлениям, — нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве. Выходишь на балкон — и весь поглощаешься мраком и молчанием. Черное небо, черная вода в заливе, черные горы…Тишина не нарушается ни одним звуком человеческого жилья».

Писатель покупает участок и с увлечение занимается планировкой дома, разбивкой сада, покупкой саженцев. Он восхищается местными рыбаками, сохранившими тысячелетний опыт предков, их смелостью, простотой, естественностью. Он выходит с ними в море и работает наравне со всеми. «О, милые простые люди, мужественные сердца, наивные первобытные души, крепкие тела, овеянные соленым морским ветром, мозолистые руки, зоркие глаза, которые столько раз глядели в лицо смерти, в самые ее зрачки!».

Но балаклавская идиллия закончилась в 1905. Пораженный кровавой расправой над моряками мятежного «Очакова», писатель не смог сдержать негодования и возмущения. Реакция последовала незамедлительно: Куприну запрещался въезд на территорию «района в радиусе Севастополь — Балаклава». Он не смирился, даже не продавал любимую дачу «Кефаловриси», но не случилось. И всю жизнь помнил он свой счастливый берег, своих мужественных листригонов, «с удовольствием и гордостью вспоминая их дружбу».